Влажный клекот воды за кормой…
И – слезою к глазам –
Птичий клин проступает
над простоволосою далью.
Тишина… И река, мягко сея
шлепки по бортам,
Сходит к устью с ленивою
дремой, печалью…
Низко стелется птичий отлет
над водой – никуда
От нее не уйти,
Вот она – проливная, живая,
Что прошла через жизнь,
унося по теченью года,
Прополоскана солнцем, прошла
через жизнь, зоревая…
Ты сидишь на тяжелой, осевшей корме, сутул,
Отстоялась тоска в стариковском протяжном напеве,
И плывут на закат блики острых, высоких скул,
Только кровь на тепло в твоих
медленных жилах – скупее.
Лица, судьбы и звуки из памяти вымоет сон,
Но накатит сквозь дрему,
покойной волною накатит,
Что и жизнь скоро канет за близкий речной горизонт,
Вслед за птичьими стаями, на оскудевшем закате…
Так и плыть бы рекою, как воду, отплескивать сны,
Разрезая струящийся холод усталой рукою,
Отдаваясь протяжной,
размеренной воле волны, –
Плыть б рекою…
И придонная рыба, что прячется в сумерки, в тень,
Пусть играет себе, ничего не боясь, на рассвете.
И глядит, убывая, осенний струящийся день,
Как, свернувшись в ногах,
заспались нерадивые сети.
Но порой от толчка встрепенешься,
И сумрачный взгляд
Все бесстрастней скользит по осенней реке, все короче.
Ты плывешь и не видишь, как сливаются в этот закат
Дни и ночи твои, дни и ночи твои, дни и ночи…
(1979 г.)
