Во снежном поле, вдоль электролиний,
Свистят вослед мне стайки – чабреца?
Продрогшего татарника? Полыни?
Предутренней порой бреду, с лица
Стирая холодящий пот…
Не знаю,
Чей, на сухом, упругом вздохе дня,
Знакомый и упорный, заклиная,
Мерцает голос: «…Не забудь меня…».
Светает в поле проливном, Я замер,
Оторопело оступившись в след:
Тяжелый и внезапный, не в глаза мне –
В смятенье заглянул он, чёрный снег:
За измождённой речкою – не рядом,
Топорща труб неоспоримый ряд,
Все доводы пропарывая, смрадом
В седое небо – дышит комбинат.
И суть больна, и роль его нелепа,
В дыму рассвет безрадостный рябит,
И потому безрадостное небо
Нас, мраком отвечая, не щадит.
Вопросов тьма, и лишь ответ неведом:
Во чьё же благо, затмевая свет,
Триумфы наши – метит чёрным снегом?
В «проклятом прошлом» – аналогий нет.
Позёмка вдаль, за поле, сажу гонит…
Я разгребаю чёрный снег, стряхнув,
И погружаю талые ладони
В бессильную, слепую белизну,
И в суть её гляжу – звенит, воспрянув,
Рассветная полынь, и – молодец! –
Подсвистывает, звонок и подтянут,
Полыни – жизнерадостный чабрец.
И, нам неподнадзорный,
неподсудный,
Все частные созвучья затеня,
Вослед мне, непрестанный и подспудный,
Мерцает голос: «…Не забудь меня!...».
