* * *
Рой догадок оставив, ушёл,
Умолчанием их не размыло…
Но молчащий,
мучительный скол
С бытия – смерть его обнажила.
Не достало на выдержку сил? –
Жил взахлёб, и скудело дыханье,
Хоть всего-то у жизни просил
Пониманья,
а не состраданья.
Краткий век расплескав, перетёк
В мир иных измерений,
и немо
Тлеет в тёмном исходе упрёк
За молчанье, за тусклую немочь…
И, от зряшных иллюзий храня,
В меблирашке дремучей столицы,
Обступая ночами меня,
Тлеют в пасмурной памяти – лица
Ставших «лагерной пылью» – в глазах
Беспощадная, страшная проседь,
И смерзаются в лёд на ветрах
Колымы и сибирских просек.
Эти просеки в судьбах – горят,
Словно свежие шрамы и пуще…
Не уверить меня, что болят
Только в прошлом…
Они и в грядущее
Вбиты с кровью и кровоточат,
И, вмерзая в забвение,
босы,
Только тени над ними кружат,
Неприкаянны и безголосы.
И, от отчей земли отторжен,
Искупая затменья – собою,
Не глядит ли оттуда и он,
С ними сросшийся – всей судьбою,
Безысходностью всею,
взят
Слухом в мученики юдоли,
Замордованным в прошлом – брат
Не по крови, но – брат по боли.
…Малокровный рассвет. Январь.
Бьет озябшее древо рыданье…
Открываю фрамугу,
и хмарь
Рвётся под воспаленным дыханьем.
И тогда из просвета – в упор
(Тут и замер в оцепененье…),
Вопрошающ,
замученный взор
Не отчаянья – недоуменья…
1989