И тени на дворе ложатся навзничь,
И, запахами сытными дразня,
Хозяин мой гремит замками, на ночь
Спустив с цепи, голодного, меня…
Опять – зевать с тоскою до восхода,
Облаивая шорохи в кустах, –
Пришла пора ночного обмолота
В матерых, закипающих садах.
Сопит хозяин мой, душа лесная,
Так дышит салом и борщом – нет сил!
Каким богам он молится, не знаю –
Не я его, а он меня купил…
Корявый и шершавый, точно камень,
Уменью навалиться и подмять
Он учит меня грузными пинками,
Пересыпая хриплым «мать.., мать.., мать…».
Утробу от всегдашней боли сводит,
Вскипает злость…
Не потому ль подряд
Вторую осень – местный люд обходит,
Кивая на меня, хозяйский сад?
…Собачий сон, точно подстилка, тонок –
Я просыпаюсь от пинка… Бегу…
Вдогон хозяин – «Взять!» – орёт… Ребёнок? –
И я скулю, отпрянув...
Не могу!
И – боль в боку взрывается… Не лаем –
Я болью захлебнулся: не шутя,
Меня в науку взяли… Стой, хозяин!
Не бей, натравливая на дитя!
Меня пинками в прах перемололо,
Всё разъяренней – «Взять!», и – каблуки.
…И пёс «берёт», в клокочущее горло
Вогнав неоспоримые клыки…
