* * *
Не была с ним скупою природа,
Лишь в одном отказала – в смиренье…
Вот и крыл он, судьбе супротив,
Исступлённую правду народу.
Ну, а кто-то сколачивал мненье:
«Независим, упрям и строптив…».
Зависть тускло его оттирала
От подмостков, от телеэкрана,
Оставляя метаться и пить.
Но всё мало ей, скаредной, мало –
Был он весь, как открытая рана…
Нет, она замахнулась – добить.
Не сбывались надежды, хоть тресни!
Пел – злословью.
Горлом шли исступлённые песни,
Только – с кровью.
Не узнаем по слухам, по толкам,
Что – изведал,
Если взвыл хриплым, загнанным волком, –
Не поведал…
Жил, Хлопуша и Принц, – на пределе.
Болью жил, обложив кулуары,
Исковерканный мукою рот.
И всё непримиримей горели
На щеке изнурённой гитары
То ли слёзы его, то ли пот…
К нему – толпами, словно к иконе,
А ведь он, отдаваясь надрыву,
Истязая себя, забывал,
Что несут запалённые кони
По мучительным струнам – к обрыву,
Чья смертельная мгла – наповал!
С теми, кто в одной связке с ним вышел,
Был – из первых.
Но срывался, и ежели выжил –
То на нервах.
Не лепи из него страстотерпца,
Брат по ранам!
А разбилось усталое сердце –
Так по шрамам…
Не спешить бы ей смерти, помешкать!
Ты кого потеряла, держава? –
Голос, что пронимал до нутра.
И кричит с фотографий усмешка,
Что при жизни – прижимиста слава,
На посмертную накипь – щедра.
Не истлели наветы и сплетни,
Хоть не рвался к назойливым блицам
И казённых похвал не искал…
Но, плодя недомолвки и бредни,
Лезут – к славе его прислониться,
Кто от жизни вчера оттирал.
И страна с покаянной любовью – Масскультура?
Песни с жертвенной, хлынувшей кровью –
Конъюнктура?
Рвётся голос, по дискам, по лентам
Расфасован…
А хозяин молчит, по кассетам
Разворован.
Закричись – не отмолишь у смерти!
На отчаянной кромке столетья
Тает воск поминальной свечи.
Но какою ценою – измерьте,
Он прорвался, прорвался в бессмертье,
Не узнаем, хоть криком кричи…
Песнопевец, не лез на котурны
Хоть остался укором – живущим…
Где ж другого возьмём, чтобы он
Так рванул потаённые струны
В наших обезглаголенных душах,
Выжимая задавленный стон?!
Время, грубо садня, раскололось…
А из боли
Вдруг окликнет нас пристальный голос –
Слёзы в горле,
Кто там ни мельтешит перед нами…
Но упрямо
Над плитою – сутулится память
Там, где мама…
1981, из цикла "Мартиролог", Николай Шамсутдинов
