* * *
Ни словом,
ни мелодией не взять –
Объемно мирозданье золотя,
Мерцает, кропотливой кисти, Мать,
Так трепетно кормящая Дитя…
Их держит в теплой сердцевине свет,
Они (и больше ни души окрест…)
Нерасчленимы – словно цвет во цвет,
Непостижим, жест затекает в жест.
Бессмертная идея глубока,
Как горний мир,
и в солнцем налитой,
Счастливой плазме млечного соска
Пульсирует блаженство… Золотой
День, по замесу мастеря, горяч,
Покоем напоен в голубизне.
Но как вписать? – бессильно, словно плач,
Сползает мать по каменной стене…
Уже при оскуденье кровных уз,
Молчит, в непостижимое уйдя,
Не баловница царскосельских муз,
А Мать, отторгнутая от Дитя.
Спустив литое веко на зрачок,
Несчастья олицетворив собой,
Надсадно циклопический замок
Скрежещет в поседевшем сердце… Боль!
Сутулые, часы бредут впотьмах,
Власть,
перемалывающая всласть,
Вминает, вынимая душу, в прах,
А в нем, садня, молитва запеклась…
Пересыхает в певчем горле стон,
Сочится серым холодом, темна,
Как с кровью воплощаемый закон,
И мысль, и волю выцедив, – стена…
Стал Оком – Дух, измученный, больной,
Полынь в душе…
Не приведи, Господь! –
Отсечена от Матери стеной
Ее от крови кровь,
от плоти плоть.
Она в цепи надежды, муки – Мать,
И в спину ей, не разжимая губ:
«Вы можете об этом рассказать?» –
И – горестно-суровое: «Могу…».
Не в том великодушье, чтоб простить…
Судьбу – слепой стеною не замстить.
Скажите, чем забвенью отомстить? –
На голой правде слово замесить.
Пусть слаб я – немотою не карай
И, Отче правый, женщине любой,
Не отнимая благодати, дай
В дороге разминуться с той судьбой.
Не прав я, Вышний Отче, или прав,
Но состраданьем глаз моих коснись,
Чтоб, очертанья ангела приняв,
Трудилась прозревающая кисть.
Дай
кисть такою силой напитать,
Чтоб увидали, и не подходя,
Как, зарываясь в солнце,
кормит Мать
Свое благословенное Дитя!..
1988
