Выстывает закат, просквоженный речными гудками…
Влажный лепет воды,
наливаются мраком кусты.
Еду к Вам на пароме галдящем, и в Каме
Открываются Леты печальной черты…
Ощущение неназываемо – Вы где-то рядом,
Ни молвой, ни распадом не тронуты.
Я еду к Вам,
На закатном пароме в Елабугу еду я, взглядом
Притулившись к плывущим навстречу приречным огням.
Заплывают огнями воронки в рокочущей Каме,
Вороненою рябью исклевана гладь за кормой.
Еду в прошлое Ваше, протянутый меж временами,
Отзываясь на стон и молитву, как нерв болевой.
Разминувшись во времени, носим в себе пепелища
Отгоревших надежд и страстей – до последней черты…
Где Вергилий
в затравевших недрах кладбища?
Может быть, за листвою увижу я Ваши черты?
2
Я нашел Вас по горькому свету…
Под рукою
не холод плиты,
Не три метра суглинка – три метра
Закусившей уста немоты.
В недомолвках, теряя дорогу,
Понимания не находя,
Потянувшись в смятении к Богу,
Вы рукою коснулись – гвоздя.
Предсказуема ль доля поэта?
Неужели, чтоб взять высоту,
Нужно жизнью рвануть,
с табурета
Обреченно шагнув в пустоту?!
Перед Вами все клятвы – пустые…
Но поэты – вне шкал,
Их явленье – явленье стихии:
Либо жуть леденящая,
шквал
В равноденствие летнее,
либо
Лютый зной на изломе зимы…
Мы любимы невзгодами,
ибо
Не любимы прогнозами – мы.
Ну, так что мне грядущее прочит?
И летит,
запаленно звеня,
Ваш неловкий, затравленный почерк
Сквозь меня, сквозь меня, сквозь меня….
1987
